Скачать книгу в форматах:
Читайте онлайн:
«- Вот я и миллионер! - воскликнул Остап с веселым удивлением. - Сбылась мечта идиота!» Илья Ильф и Евгений Петров Золото, ювелирные изделия, а тем более, драгоценные камни меня никогда не интересовали. Я даже свое обручальное кольцо никогда не носил и однажды, чтобы жена не ворчала, подарил его тестю. Тот, честно проработав на заводе всю свою нелегкую жизнь, так себе на собственное кольцо и не заработал. В отличие от меня, он радостно принял подарок, сразу надел его на палец и гордо носил до самой смерти. – Безделушки это все. Толку никакого, одни понты, – всегда считал я. – Понты дороже денег, – говорил мне мой студенческий друг, предприниматель с Украины, превращая свои быстро инфлирующие рубли в золотые изделия и цепляя на себя очередную очень дорогостоящую побрякушку. Я же вкладывал все кооперативные доходы в дальнейшее развитие производства. Но судьба сложилась так, что и в мои руки попали драгоценные камни, да еще и какие! Случилось это в начале правления Бориса Николаевича, когда старые законы в стране уже не действовали, а новые еще не приняли. Тогда нормальные денежные отношения только развивались. Инфляция была дикая, и все норовили любой товар менять, а не продавать. По долгу службы общался я с заместителями директоров близлежащих уральских предприятий. Собирались мы все раз в месяц по пятницам на базе отдыха и напивались в «зюзю». Попутно хозяйственные дела решали: меняли трубы на кирпич, доски на гвозди, и что там еще кому требуется. Вот на одной из таких пьянок и познакомился я с заместителем директора Малышевского карьера – предприятия по добыче берилла. Берилл – это руда, из которой добывают бериллий, металл такой редкоземельный. При добыче на конвейере иногда попадались изумруды, то есть тот же берилл, но спрессованный в земных недрах при высокой температуре в кристаллы темно-зеленого цвета. Как-то на очередной встрече зам директора по-пьяни высыпал мне на ладонь охапку зеленых камушков разного размера. Вроде как ты у нас умный и шибко коммерческий – пристрой их куда-нибудь, а деньги по-братски поделим. Камни на вид были очень даже неказистые. Стекло бутылочное – красивее, а эти вроде как морем долго катало, тусклые и непрозрачные. Я к ювелиру знакомому эти камни принес. Про цену настоящих изумрудов во времена социализма простые люди и даже рядовые ювелиры слыхом не слышали, но у него был какой-то каталог на английском языке. Долго мы разбирались: граммы в караты переводили, караты в доллары. Выходило, что за эту пригоршню потертых камушков можно столько американских денег взять – что аж и не выговоришь. Осталось понять, как и кому их продать. Были у меня знакомые ребята в Москве. То ли коммерсанты, то ли бандиты, что по тем временам часто было одно и то же, но со связями в самых неожиданных кругах. Я позвонил, про камни эти рассказал. Через пару дней приехали в Екатеринбург на встречу два коммерсанта в коротких черных кожаных куртках и привезли с собой носатого специалиста с хитрыми глазами. Тот сразу сказал, что таких зеленых камней в мире – вагон и маленькая тележка, и цена им аж десять долларов за ведро. Настоящие чистые изумруды на малышевском карьере попадаются, но их сразу отсеивают и самые ценные отвозят в Государственный фонд драгоценных металлов и драгоценных камней – Гохран России, а что попроще – хранят в специальном хранилище при комбинате. – Надо брать не эту ерунду, а хранилище, – сказал один из коммерсантов. – Гохран проще и ближе, – задумчиво заметил второй. А я так и не понял, шутят они, или и впрямь «брать» решили. В те лихие времена возможно было все. В Нижнем Тагиле как-то братва на танке по городу разъезжала, а в ставшем недавно Екатеринбургом Свердловске то и дело из гранатометов палили. – Зря прикатили – будешь должен, – подвели итог недолгих переговоров коммерсанты и, крепко гульнув напоследок, (благо, я проставлялся) братки укатили в Москву. Я вернул горсть камушков обратно заму, а заодно и «шутку» московских коммерсантов про хранилище упомянул. Через пару недель мой приятель с Малышевского карьера позвонил и сказал, что предприятию совсем нечем платить зарплату, и директор добился в Москве разрешения, в качестве крайней меры, продать несколько изумрудов из хранилища, дабы избежать рабочего бунта. У нас появился уникальный шанс выкупить один из них. У изумруда этого есть государственная оценка, и даже собственное имя – «Антуанетта», описание на 6 листах с кучей подписей, и стоит он по советским меркам невероятно огромных денег. Но инфляция свое дело уже сделала, и деньги такие в кооперативе были. Мы заплатили, сколько требовалось, и через пару дней мне позвонили и сказали, что камень можно забирать. Только потребовали, что должна быть организована надлежащая охрана. Охраной стал мой друг-охотник с охотничьим ружьем наперевес. На его «Ниве» мы и приехали забирать «Антуанетту». Грозные дядьки с кобурами на бедрах провели нас в подземное хранилище и выдали под расписку небольшую коробочку зеленого цвета. Мы с серьезным видом вышли за ворота предприятия: я впереди с коробочкой в руках и сзади мой друг с ружьем наизготовку. «Картина маслом», как сказали бы в Одессе. В коробочке был кусок породы серебристого цвета, видимо, тот самый бериллий, а из породы торчали, как обломки карандашей, три рядом стоящих шестигранника темно-зеленого цвета. Засунул я коробку с изумрудом в старый полиэтиленовый пакет, притащил домой и забросил на антресоли. Такое вот «хранилище драгоценностей». Потом позвонил в Москву и скинул по факсу описание, то самое, на 6-ти листах. Коммерсанты появились мгновенно. На этот раз, при виде камня, нос у их специалиста вытянулся в трубочку, и он долго рассматривал камень на каком-то приборе, который привез с собой в специальном чемоданчике. – Десять тысяч долларов наличными, – был приговор. Деньги по тем безвалютным российским временам огромные. На них можно было купить самую хорошую квартиру в центре Екатеринбурга и еще погулять бы осталось. Но нас, «хозяев», было трое: нас двое с партнером и тот, с карьера. Предложенная сумма красиво на троих, понятное дело, не делилась. – Шестьдесят тысяч, – врубил я, и сам удивился своей наглости. Носатый зацокал языком и стал долго объяснять, что камень, скорее всего, с ювелирной точки зрения большой ценности не имеет, так как непонятна чистота каждого из трех изумрудов и их целостность, да и можно ли их разделить. Но, как коллекционный экземпляр, он может найти своего буржуинского покупателя. Но и богатенького коллекционера еще надо найти, и камень как-то из страны вывезти. Я внимательно его слушал, кивал головой, в конце его длинной тирады сказал: – Шестьдесят! И если найдете достойных буржуев, я вам все хранилище перетаскаю. Носатый сильно скривился, но бритые коммерсанты меня, похоже, за это только зауважали. На том пока и расстались. Дней через десять к нам в кооператив заявился товарищ в строгом сером пальто, предъявил удостоверение и сказал, что камень, оказывается, был продан карьером незаконно, принадлежит он государству и надо бы его вернуть. И вроде как уголовное дело на моего приятеля зама вместе с директором карьера уже заведено. – Я вот всей бы душой, – сказал я, – но вот поздно. Буквально вчера нашелся на камешек покупатель – некто Сидоров Петр Петрович. И за 38 тысяч рубликов камешек купил, и деньги в кассу внес. Кооператив получил аж 2 тыщи дохода, за которые будут вовремя уплачены все налоги. Но вот беда, бухгалтера сегодня нет, а все документы и ключи от сейфа у нее. Вы приходите, мил человек, завтра, и мы вам все документики покажем. Мил человек на следующий день с утра уже дожидался меня в кооперативе. И получил приходный ордер, который я, конечно, сляпал накануне на коленке, где были паспортные данные «от фонаря» на имя Сидорова Петра Петровича. – Фотографии, правда, мы его не сделали. Рыжий такой, вислоухий, на вас чем-то похожий, – ерничал мой партнер: – Вот в профиль – точно вы, хотя нет, тот был с усами. Но у вас организация сильная. Вы его по фамилии найдете, а нам, кооператорам-то, что – лишь бы денежки в кассу шли, на то мы и торгово-закупочный кооператив. Человек в сером все понял и больше не появлялся. Время было такое, когда власть совсем ослабла, и ее функции взяли на себя бандиты. «Крыши» всякие, разборки, суды – все у них и было. Местные бандиты, к счастью, про камень наш пока не знали. Долгожданный звонок из Москвы раздался месяца через полтора. Короткостриженые братья-коммерсанты сказали, что клиент прибыл, описание и фотографии ему показали, сумму озвучили. Все в порядке, согласен, но ехать в Екатеринбург ну никак не хочет, поэтому камень надо будет привезти в Москву. Короткая сходка нашей компании решила – камень везти надо, но вот кто повезет и как… Вроде как одно дело – в родном Свердловске переговоры вести, другое дело – в Москве. Вот он – камень, вот они – денежки, и зачем их нам отдавать – непонятно. Курьера, в лучшем случае, по башке треснут и выгонят, в худшем – в подмосковном лесу и закопают. Никто и разбираться не станет, не пойдешь же в ментовку жаловаться, что у тебя изумруд коллекционный отобрали. Да и время было такое, что люди пропадали сотнями, и никто их толком не искал. Вся надежда на то, что я братанам все хранилище выставить обещал, и вроде как на первом камне ломать все дело не было смысла. В общем, никто из нас ехать в столицу с изумрудом в кармане не желал. Тут наш водитель, Семен, сам вызвался, он всю изумрудную историю краем уха слышал. Мужик был боевой. Хороший, но запойный сильно. – Мне особо терять нечего, – сказал он, – Москву посмотреть хочется – никогда не был, да и денежек заработать. Дадите долларов пятьсот, если выгорит, то и ладно. Пятьсот долларов, к слову, в то время была его годовая зарплата. На том и порешили. Снарядили его попроще – фуфайку подобрали теплую, валенки ввиду очень холодной погоды, шапку-ушанку. Камень к телу изолентой прикрутили и в самолет посадили бедолагу со строгим пожеланием, если что – бросай все и беги. Не до жиру, быть бы живу. Три дня от него ни слуху, ни духу. Сотовых тогда еще и в помине не было, а на стационарный братаны почему-то не отвечали. На четвертый день звонок: – Все мол нормально, клиент камень берет, деньги привез, но надо братве от щедрот откинуть двадцатку за суету, итого вам будет сорок. – Сорок пять, – сказал я. – Иначе все назад! – И в очередной раз подивился своей наглости. – Заметано, – быстро согласились на том конце провода. – Только ты там про хранилище не забудь. Клиент готов и дальше брать. Кстати, курьер ваш все время в доску пьяный, весь коньяк и водку у нас на даче выжрал. Мы его в самолет посадим, деньги к животу примотаем в полиэтилене, а вы уж там его ловите. Зима в этом году выдалась лютая. Мороз под сорок. В фирме я один был. Все по делам разъехались. Сел я на «Волгу» кооперативную и поехал в аэропорт, курьера встречать. Еду, а сам не верю. Ну не может так просто такое счастье привалить! Однако Семен из самолета вылез – морда от пьянки опухшая, выхлоп такой, что хоть закусывай, шапка набок, и сразу мне пакет в руки сует: возьми, мол, скорее – от греха подальше. Я пакет развернул, а там – пачка зеленых соток! По тем временам – целое состояние. Я таких денег до этих пор никогда не видел. Сто долларов тогда можно было купить в банке по предъявлению загранпаспорта и визы, а статью о валютных операциях, где – вплоть до высшей меры, еще вроде и отменить не успели, хотя по ней уже не сажали. Всю дорогу мой Семен жаловался, что Москву ему так никто и не показал, что держали его взаперти на даче, правда, «конины», коньяка то бишь, и водки было вдоволь, и это только и спасало от всяких дурных мыслей. – Пивка бы, командир, поправиться надо, а то у меня от их «конины» изжога. Завез я его в единственный пивной бар нашего городка, возле автовокзала. Пока мой Семен пивком поправлялся, я сидел в машине и размышлял о путях господних. Пакет приятно грел душу сквозь карман. Тем временем к машине подошли двое пьяненьких парней, замерзших до синевы и ожидавших городского автобуса. Один из них постучал в окно: – Слышь, командир, на Комсомольскую отвези – полтинник с нас. – Занят, ребята, – сказал я. Миллионеру, имеющему в кармане целое состояние, про полтинник слышать было смешно. – Стольник, – поднял цену парень. Я отрицательно покачал головой. – Гады! – вдруг завопил второй. – Сто рублей за десять минут работы! Зажрались! И стукнул кулаком по капоту. Стоявший возле пивбара мент в белом полушубке посмотрел на нас с ленивым интересом. В голове у меня быстро завертелась цветная цепочка: драка – милиция – куча валюты в кармане – удивленные глаза ментов – КПЗ – зона! В памяти всплыл Шура Балаганов в трамвае: – По привычке я, командор, по привычке! – Хорошо, – сказал я. – Отвезу, только вот шефа дождемся, он в пивбаре поправляется. Ребята завалились на заднее сидение, без спроса закурили и продолжали громко ворчать про жадность бомбил, которые нагло пользуются тем, что холод собачий и что плохо ходят автобусы, а такси и вовсе нет. Наконец из бара вывалился Семен. Шапка совсем съехала набок, ватник нараспашку. Из-под ватника выглядывает кофта грубой вязки и тельняшка. Виляя по сугробам, он дошел до машины и с размаху завалился на переднее сидение. Ребята мгновенно затихли. – Что за фраерки? – спросил Семен, не оборачиваясь. Надо отдать ему должное, вошел он в роль и въехал в ситуацию сразу. – Да вот, на хвост сели, – подыграл я, – им до Комсомольской, почти по дороге будет. – Хорошо, завези, – милостиво согласился Семен. И тоже задымил ядреной папиросой. Похоже, что наглость в нашем кооперативе была заразительной. Высаживая парней, я вышел из прокуренной машины – глотнуть свежего воздуха. – Кто это? – шепотом спросил меня один из пассажиров, протягивая сотню. – Семен Тагильский, только из зоны откинулся – вторую неделю гуляет. – Я вижу, лицо знакомое, – также шепотом сказал второй. Получив свою пятихатку и махнув часть у барыг на «деревянные», Семен пропал недели на две. Нервы лечил – потом оправдывался он. Смотреть на него после лечения было больно. Мы же, поделив по-справедливости свои «зеленые», запрятали их в укромные места. Первичное накопление капитала, как определил этот период нашей жизни дедушка Маркс, продолжалось… 6 1